He would not stay for me, and who can wonder?
He would not stay for me to stand and gaze.
I shook his hand, and tore my heart in sunder,
And went with half my life about my ways.

A.E. Housman



Сейчас будет атональное, бестолковое, потому что сказать очень хочу, но не знаю, что. Кисельные берега какие-то.

Момент, когда молоко льётся в чай - наблюдали когда-нибудь? Беззвучный взрыв. И назад уже никак его не.

"Endeavour". Oh my god, друзья. До краёв.


Чай / Paradisum.


In paradisum deducant te Angeli.

Ну хорошо, не ангелы: старенький автобус.

Реквием Габриэля Форе. Пушистая чья-то, тёплая голова льнёт к окну, за стеклом плещется солнце в листве, я захлебнулся счастьем и умер.

Это где-то рядом с Tinker Tailor Soldier Spy, с A Single Man. Звук сорванного дыхания, выцветшие обои, запах пригретой полуднем пыли. Рука, протянутая, чтобы прикоснуться, падает на полпути. Покраснение носа и щёк, игла кружит молча, тихонько потрескивая. Будут раны, свои и чужие, кровь, пули, беспамятство, истошный звериный крик. Ненужные поцелуи будут, бессонные ночи, слёзы крупными бусинами, бордовый кашемир, кружевные скатерти, больница. И будут, конечно, у загадок разгадки. А пока - paradisum: крашенные в тёмно-зелёный стены, настольная лампа, ресницы. Пшеничные в контровом.

Нитка детективной истории то и дело теряется, выскальзывает из рук и ума - да ну и бог с ней, с историей. Бог с бусинами, крючками и петельками, хоть и затевалось-то кино именно ради них. (Или?) Будем смотреть, как смотрят сны, без всего.